Одно из них состоит в том, что семейный психолог не может параллельно консультировать одного и того же человека в рамках индивидуальной и семейной психотерапии. Стандартные объяснения по этому поводу звучат примерно так: «Если человек получает твои индивидуальные психологические консультации, то в следующий раз, когда вы встретитесь вместе с его партнёром, при любом внутрисемейном конфликте ты с неизбежностью будешь вынужден принять его сторону. К тому же, тебе придётся целенаправленно абстрагироваться от той конфиденциальной информации, которую ты получил раньше. Например, если ты уже знаешь, что у твоего клиента есть любовница, ты не сможешь объективно относиться к обоим супругам во время семейного приёма».
Во-первых, это звучит так, будто психолог изначально обязан поддерживать точку зрения клиента в любом из его конфликтов, и любая «излишняя информация» способна ему в этом помешать. Получается, что избитое «терапевт — не судья…» подменяется не менее странным «…а адвокат своего клиента». Но ведь семейный психолог именно именно тем и занимается, что работает с внутренними конфликтами каждого из супругов, которые они периодически проецируют друг на друга. Какую же из сторон он должен тогда защищать во время индивидуальной терапии? Ту, которая «за любовницу» – или ту, которая «за жену»? Лишь в зависимости от того, кто именно из супругов к нему обратился, невзирая на их отношения друг с другом?
Во-вторых, когда речь идёт о неких “потаённых знаниях”, оказавшихся в распоряжении семейного психолога, вопрос о том, что с ними делать, решить несложно. Вся фактическая информация, полученная на индивидуальных встречах (начиная с факта обращения как такового), ни при каких условиях не может быть разглашена, что является естественным условием работы любого психолога. Но предвидеть возможное развитие событий (например, если кто-то из пары вдруг резко остыл в сексе), и предупредить об этом есть часть его работы. Ведь он же не «частный детектив», которому один из партнёров заказал добыть «достоверные факты», а именно психолог, то есть специалист по тем закономерностям и механизмам, которые приводят к событиям того или иного рода.
Конечно, кто-то из пары может подумать: «Если мой партнёр уже побывал у этого психотерапевта, они наверняка могли сговориться…» Но ведь проективные страхи и опасения клиентов и есть одна из составляющих нашей работы (к слову, в те давние времена, когда я ещё носил бороду, один из клиентов раздражённо бросил в мой адрес фразу: «Ну как же сильно вы напоминаете мне мою маму!»)
Ещё одно заблуждение касается длительности терапии. В его основе лежит утверждение, что для «глубинной проработки» психологических проблем необходима исключительно длительная психотерапия, длящаяся годами. А краткосрочная терапия уж никак не может быть эффективной. Но ведь если кто-то заявит, что добираться из Москвы до Берлина эффективнее пешком, а не на самолёте, вы наверняка посмотрите на него, как на идиота. Однако применительно психотерапии подобное утверждение мало кого смущает, несмотря на всю абсурдность использования в нём слова «эффективность». Выгодоприобретатели подобной установки легко узнаваемы по «отсутствию мест на ближайшие два года», а её жертвы – по фразе: «Мой личный психотерапевт!», которую они произносят с гордо поднятой головой. Лично я на вопрос: «А сколько всего понадобится сеансов?» всегда отвечаю: «Откуда мне знать заранее? На первой встрече вы сами поймёте, какой объём работы нам предстоит проделать. И главное – с какой именно целью. Кому-то и пары встреч достаточно, а кто-то готов ходить годами, чтобы выкупать себе алиби от любых изменений».
Если подходить к организации консультации пары чисто технически, я предлагаю договариваться о двухчасовой встрече. За это время мы успеваем пообщаться как вместе, так и с каждым индивидуально. Если вначале ко мне приходил кто-то один, а потом решил присоединиться другой партнёр, то для «симметричности» всегда можно добавить пару дополнительных индивидуальных встреч.