1.
В психотерапии существует две модели: медицинско-нормированная и развивающая (или экзистенциально-гуманистическая). В рамках второй модели говорить об эффективности бессмысленно, потому что гениальность не укладывается в рамки нормы ровно так же, как и патология (нарисуйте кривую Гаусса, и вы увидишь второе слева, а первое справа).
Но речь не о том, что психотерапия «готовит гениев». Она должна учитывать ту «поправку на ветер», о которой говорил Франкл (в научной психологии понятие развития первым ввёл Маслоу). При таком подходе, основанном на принципе «плох тот солдат, который не мечтает стать генералом», и проблемы решаются гораздо быстрее.
Проблема в том, что развитие нельзя стандартизировать, оно у каждого будет разным. Следовательно, говорить об измерении эффективности психотерапии можно лишь в рамках органиченной с т.з. многообразия проявлений человеческой психики медицинско-нормированной модели.
2.
Исследования (если только не брать «британских учёных») — это наука. Для начала должен быть чётко очерчен предмет исследования. Понятие «психологическая проблема» по определению таким предметом быть не может, потому что оно слишком расплывчато.
Но может, например, быть зафиксирован начальный уровень тревожности, и уровень тревожности во время проведения исследования. На этот уровень тревожности может повлиять масса различных факторов, связанных с условиями проведения исследования. В результате мы получим то, что в науке называется «эпифеноменом».
Поэтому, если мы даже возьмём медицинско-нормированную модель, то достоверных причинно-следственных связей установить не сможем. Если мы добавим сюда содержание п.1, то, в силу многовариантности развития, всё окончательно расплывётся.
Это если совсем вкратце по методологию научных исследований. В противном случае, нам пришлось бы забыть, что психология является наукой, со строгим разделением на те области, где эксперимент возможен, а где нет (напомню, что эксперимент — это про выявление причинно-следственных связей).
Поэтому изначальная формулировка «исследование эффективности психотерапии» сама по себе уводит нас в не имеющее никакого отношения к науке направление. Что не означает, что об эффективности психотерапии вообще никак нельзя судить.
3.
Если мы смиримся с тем, что эффективность психотерапии не измеряема научными методами, как говорил Фритц Перлз, «глаза и уши». Добавляя при этом, «и я не боюсь». Иными словами, главным инструментом измерения эффективности психотерапии является восприятие самого терапевта. А добавка «и я не боюсь» — это указание на то, что терапевт берёт на себя ответственность за это своё восприятие. Не опасаясь при этом за всевозможные упрёки со стороны по поводу его «субъективности». Я сам говорю об этом ещё короче: «Ясность требует смелости».
Подобных внутренних критериев может быть несколько. Кто-то говорит о «красоте сессии» (её целостности, включая целостность её внутренних противоречий). Лариса Андреевна Петровская приводила нам в качестве примера критерий, когда клиент говорит: «И зачем я сюда ходил? Я же ведь и сам всё могу!». Мой учитель Томас Бунгартд формулировал это так: «Результативная психотерапия — это когда терапевт чувствует себя после сессии лучше, чем до неё».
Касательно более объективных критериев, то они тоже есть. Это те реальные изменения в жизни человека, которых происходят во время и после терапии (изменение семейного статуса, смена места работы и т.д.). Но здесь возникает всё та же проблема субъективности, поскольку узнаём мы об этом, как правило, от самого клиента. Каким из подобных изменений он припишет позитивную значимость, каких вообще не упомянет, а какие сочтёт «вредоносными», будет отфильтровано им самим. Плюс к этому, привяжет ли он всё это к психотерапии — вопрос открытый, и объективных методов для выявления подобной связи у терапевта нет.
В любом случае, когда мы имеем дело с таким крайне субъективным процессом, как психотерапия, нам приходится опираться на собственную субъективность. Но с опытом, наблюдая от сессии к сессии на примерах множества клиентов, терапевт начинает выявлять для себе всё больше и больше тех «реперных точек», с опорой на которые он может смело говорить, что работает, а что нет.
В конечном итоге, любая объективность, даже объективность точных наук, проявляет себя через личную субъективность исследования. Другой вопрос, что в области научной психологии вторжение субъективности исследователя насколько велико, что влияет на результаты исследования уже на этапе построения гипотезы. Это объясняли нам ещё на первом курсе психфака МГУ в 1977 году.
4.
Главное, не стоит забывать, что психология — это наука, со своим строгим методологическим инструментарием. А психотерапия — это практика, вовсе не являющаяся непосредственным продолжением психологии, и имеющая массу своих внутренних дополнительных проблем, когда речь заходит об её эффективности. Лично я отношу психотерапию больше к области искусства, что явно следует из приведённых мною в п.3 критериев.
Поэтому — работайте, побольше доверяйте своим глазам и ушам, и не бойтесь. Не бойтесь даже тогда, когда клиент говорит вам «не помогло…», и не обольщайтесь, когда он говорит вам «спасибо!» И тогда, со временем, вы с радостью для себя обнаружите, что все ваши гипотезы имеют вполне достоверную прогностическую силу. Следовательно, и вопрос о критериях эффективности вашей работы отпадёт сам собою.