Мне очень не хотелось бы, чтобы мои взгляды на психотерапию были восприняты кем-то исключительно в контексте особого трансового состояния терапевта во время сеанса или бесконечной тренировки его восприятия. Многое из того, о чём я пишу в других своих про терапевт-центрированный подход, относится в большей степени к предыстории вопроса, и является скорее технической базой, но никак не сутью психотерапии, как я её вижу. Да, без соответствующих навыков восприятия в психотерапии никуда, но это не главное. И далее я буду вынужденно противоречить самому себе.
Дело в том, что терапевт действительно работает своей личностью. Предполагаю, что если бы я сразу начал с этой фразы, многие восприняли бы её как привычную абстракцию, не более того. Но мне важно подчеркнуть здесь другой, профессиональный, аспект. Для меня речь идёт вовсе не о той «повседневной» личности, которую каждый из нас «носит» с собой вне зависимости от его профессии — а о той личности, которая проявляет себя во время наших встреч со своими клиентами.
Истинная суть человека наиболее ярко видна в критических ситуациях. Кто-то всю жизнь может готовиться к подвигу, и струсить в нужный момент — а кто-то может трусить по жизни, но собраться и совершить неожиданный для себя самого поступок, когда того потребует ситуация.
В этом смысле любая психотерапевтическая сессия может быть тем экзистенциальным вызовом для терапевта, когда он проявляет себя в полной мере как личность. И не только проявляет, но и растёт вместе со своим клиентом.
Ведь чего мы ожидаем от своих клиентов, как не выхода за границы возможного — границы привычного для них восприятия и те границы возможных для них на данный момент действий, перешагнув которые они смогут изменить всю свою жизнь? Но сможет ли сделать это другой, если ты сам будешь оставаться при этом в стороне от происходящего, не преодолевая в тот же самый момент своих собственных границ? Конечно, он и без нас периодически делает это в своей жизни, но в чём состоит смысл нашей помощи и смысл психотерапии в целом?
Лично я абсолютно уверен в том, что лучшее, что мы можем сделать для своего клиента — это не побояться сделать всё, что в наших силах, когда наступает необходимый для этого момент. Именно НЕ ПОБОЯТЬСЯ, это ключевое для меня слово. Если терапевт на это способен, то мы оба двигаемся дальше , в сторону расширения своих новых возможностей, и в сторону личной свободы каждого из нас. Если же этого не происходит, то вместо психотерапии как таковой мы скатываемся на уровень её имитации с помощью различных умных слов и технических приёмов.
Для меня в этом нет никакого пафоса, лишь чистая конкретика любого психотерапевтического процесса. И именно эта конкретика является той сущностной базой, которую нельзя, невозможно свести ни к каким тренингам, включая тренинг восприятия или особых трансовых состояний терапевта во время сеанса.
Как буддийский монах медитирует вовсе не для того, чтобы стать «самым широко- и глубоко-видящим человеком в мире», а ради достижения тех целей, которые выходят за грань нашего обыденного понимания — так и психотерапевт постоянно стремиться узнать и показать своему клиенту что-то новое в этом мире, чего не видел до этого ни один из них. Но делает он это не «вообще», а на примере своего взаимодействия с клиентом, используя это взаимодействие как ту «приманку для ангелов», о которой я постоянно говорю и пишу.
Данный подход вовсе не отрицает решения различных проблем клиента, с которыми тот сталкивается в своей жизни. Но данная задача является уже вторичной, и именно в силу своей вторичности подобные вопросы решаются значительно быстрее и эффективнее. Но тут я не хочу вдаваться в детали, поскольку данная тема и без того уже достаточно глубоко проработана в рамках экзистенциально-гуманистического подхода.
Замечу лишь, что данный подход всегда являлся для меня чем-то принципиально иным, чем все остальные психотерапевтические подходы, и никогда не располагался в плоскости психодинамической, феноменологической и бихевиоральной парадигм. Так или иначе, все они кажутся мне довольно искусственными и в значительной степени оторванными от глубинной сути человеческого бытия.
Но и в экзистенциально-гуманистическом подходе к психотерапии я продолжаю видеть определённою скрытую проблему. Хотя в нём явным образом делается акцент именно на личности клиента, а не на динамике его внутренних психических процессов или внешних паттернов его поведения — тем не менее, личность терапевта в значительной степени выводится за скобки. Повторюсь, не его личность «вообще», а именно те её проявления во время наших встреч со своими клиентами, без учёта которых мы неизбежно скатимся в того или иного рода механицизм.
Раскрытие подобных «скобок» и уравновешивание видения психотерапевтического процесса путём возвращения в него самого терапевта, на всех уровнях его присутствия во время сеанса, начиная от уровня восприятия, и кончая уровнем глубинно-личностных проявлений — это и есть для меня главная цель терапевт-центрированного подхода.