Инфантилизм отличается от несамостоятельности тем, что несамостоятельный человек не справляется без другого в своих действиях, а инфантильный человек не справляется без другого в своих решениях. Ему внутренне очень хочется вернуться в то раннее детство, где все решения принимали за него его родители, вплоть до решений по поводу его собственных желаний. Как в том старом одесском анекдоте, где мама зовёт Сёму домой, а он переспрашивает: «Мама, я хочу есть?» — «Нет, Сёма, ты хочешь спать!»
Жизнь такого человека часто выглядит довольно комфортной: он ни за что не отвечает, и все близкие крутятся возле него, заботясь о нём, как о малом ребёнке. Но это лишь внешняя сторона, внутренне он всегда страдает, находясь в той психологической ловушке, в которую сам себя загнал. Опишу механизм этой ловушки подробнее.
На уровне действий, когда ты выстраиваешь свою жизнь так, чтобы ни за что не отвечать, ты всегда будешь перекладывать ответственность на других. На уровне эмоций это означает, что ты стремишься к тому, чтобы никогда и ни в чём не чувствовать себя виноватым. Но те или иные ошибки неизбежно встречаются в жизни каждого человека. Поэтому, совершая их, ты будешь постоянно разворачивать ситуацию так, чтобы виноватым себя почувствовал кто-то другой. Ровно как в поговорке «с больной головы на здоровую».
Но как бы такой человек ни старался не замечать, что он постоянно обвиняет во всех своих ошибках и неудачах других людей, он всё равно внутренне чувствует, что причина не в них, а в нём самом. Следовательно, чувство вины к нему всё равно возвращается. Причём, возвращается с умноженной силой, теперь уже не только за саму ошибку, но и за то, что он обвиняет в ней кого-то другого, не имевшего к ней ровным счётом никакого отношения.
Ситуация усугубляется тем, что в качестве «мальчика для битья» инфантил всегда использует самых близких ему людей — либо непосредственно самих родителей, либо кого-то из близких родственников, включая супруга или супругу, и так вплоть до своих собственных детей. Происходит это потому, что с людьми случайными нет той степени «доверительности», которая позволяла бы ему не осознавать данного механизма. Остановлюсь на этой «доверительности» чуть подробнее.
С момента своего рождения ребёнок доверяет своим родителям всё — и смех, и слёзы, и свой урчащий животик, и своё срыгивание, вплоть до своих мокрых или обкаканных штанишек. Но потом родители отучают его от этого, ведь иначе он не смог бы нормально существовать в мире взрослых людей. При этом, беспокоясь о его безопасности, они внушают ему ровно противоположный посыл — посыл честности. Они говорят ему, что он не должен от них ничего скрывать. Имея при этом ввиду, что, если у него возникнут какие-либо проблемы, то они обязательно должны о них знать, чтобы иметь возможность ему помочь.
Вырастая и становясь взрослыми, мы живём с двумя этими противоположными интенциями одновременно. С одной стороны, нам очень хочется вернуться в то беззаботное детство, в котором от нас не требовалось сдерживать ни один из своих внутренних импульсов. С другой, мы уже понимаем, что мало кому захочется иметь дело с нашими «мокрыми штанишками». Понимаем потому, что сами не хотим иметь дела с людьми, которые, не будучи детьми или инвалидами, не удосуживаются дойти до туалета, и ходят под себя.
Переходя на уровень метафор, можно сказать, что в каждом из нас достаточно говна и в прямом, и в переносном смысле слова. Для инфантильного человека его чувство вины и есть то самое метафорическое говно, от которого он стремится как можно быстрее избавиться. Разве что «позывы к дефекации» он ощущает не в нижней части своего живота, а ближе к грудине. Но нетерпение — ровно то же, что у ребёнка: как можно быстрее — наружу.
У инфантильных людей мы всегда наблюдаем процесс, обратный процессу социализации. Когда родители отучают ребёнка писаться и какаться в штанишки, они всегда делают это через чувство вины. Потерпи до горшка со своим внутренним напряжением внизу живота, возникающего от желания пописать или покакать — и тебе не придётся терпеть потом того внутреннего напряжения в районе грудной клетки, связанного с чувством вины, что ты «плохой». И пусть второе не будет столь острым, как первое — но, зато, оно будет более длительным. И, что главное, непонятно, как и где найти тот «ночной горшок», с помощью которого ты смог бы от него избавиться.
Здесь, помимо постоянного стремления перекладывать ответственность за любое из своих желаний и решений на кого-то другого, мы сталкиваемся со вторым признаком инфантилизма — нетерпением. Надеюсь, всё это понятно из предыдущего абзаца.
Но вернусь к «доверительности». Думаю, что проще всего пояснить это на примере. Когда муж рассказывает своей жене про любовницу, или косвенно «сдаёт» сам себя не стёртыми вовремя СМСками — это ровно тот случай. Забывая, что она ему не мама, он использует её как тот самый «ночной горшок», который должен помочь ему избавиться от чувства вины. Примечательно, что сопровождаются подобные признания обычно ровно теми же словами, которые он «впитал с молоком матери». Обязательно что-нибудь вроде: «Ты же сама мне говорила, что я должен быть во всём честен с тобою! У меня возникла проблема, которая не даёт мне возможности нормально спать (имея при этом ввиду своё чувство вины), вот я тебе про неё и говорю!» Ну и про «нетерпеливость» — ровно сюда же: «Я больше не могу жить во лжи!»
И тут самое время перейти к тому, как инфантил всё глубже и глубже загоняет себя в упомянутую выше ловушку, используя при этом других людей. Естественно, вначале его супруга откликнется на подобное «чистосердечное признание» бурей негативных эмоций. Но позже в ней проявится и другой импульс — импульс материнский: «Но ведь и правда, он же страдает! Мы же ведь и правда договаривались, пусть даже неявно, друг от друга ничего не скрывать!» И именно этот второй импульс, с огромной долей вероятности, вернёт её в своё собственное «беззаботное детство». То детство, где её родители приучали её жить с двумя ровно противоположными интенциями одновременно: быть «честной и непосредственной» и «уметь терпеть до горшка».
Вырвавшись наружу, её негативные эмоции по отношению к мужу выполнят сразу две функции. С одной стороны, они частично вернутся к ней самой в виде чувства вины за свою «несдержанную агрессивность». Что усилится, дополнительно, «честностью и беззащитностью страдающего человека», на которого она только что нападала. С другой стороны, они послужат для её мужа тем «ночным горшком», в который он, задним числом, сможет по принципу «с больной головы на здоровую», излить накопившееся у него чувство вины. Слова с его стороны в ответ на её ярость бывают обычно следующими: «Теперь я вижу, как ты всё это время на самом деле ко мне относилась! Но и раньше догадывался, поэтому у меня и завязались отношения с другой женщиной!» (я намеренно привожу несколько утрированные диалоги, чтобы вам легче было понять суть).
Основная проблема в том, что эффект в плане избавления от чувства вины после подобных взаимных «высеров» (извиняюсь за свой «французский») будет лишь временным. Дальше у обоих маховик чувства вины начнёт раскручиваться всё сильнее и сильнее. Происходить это будет ещё и потому, что вина, будучи чувством, направленным внутрь себя (отсюда и напряжение) станет всё больше и больше отгораживать человека от внешней реальности. Шаг за шагом, каждый начнёт всё больше и больше винить то себя, то другого, и дилемма «курицы и яйца» со временем станет основной дилеммой каждой из последующих ссор.
Казалось бы, со стороны жены всё должно выглядеть вполне очевидным: «Это же ведь он начал мне изменять, а не я ему!» Но нет, дальше всегда последует: «Ну он же ведь мне честно признался! Признался, потому что страдал! А во мне, в ответ, вспыхнула такая ненависть, о которой я даже не подозревала… Возможно, он и правда прав, что я его никогда по-настоящему не любила? И это именно я, подспудным отношением к нему, виновата в том, что у него появилась другая женщина?»
Надеюсь, вы уже заметили, что в данном примере я описываю двух инфантильных людей — жену и мужа. Стоит кому-то одному перестать играть в эту игру, и она сразу закончится. Но подумайте сами, кого и за что именно вы больше обвиняете в данной истории — мужа или жену? На чьё место, в независимости от вашего пола (жену и мужа в этой истории вполне можно поменять местами), вы себя внутренне ставите?
А если подумали и представили, то я хочу добавить ко всему сказанному ещё один крайне важный постулат. Инфантилизм не есть что-то, от чего кто-то из нас мог бы избавиться раз и навсегда. Когда психологи говорят, что «все проблемы родом из детства», они почему-то забывают про то базовое противоречие между «сходить под себя, чтобы не терпеть» или «потерпеть до горшка, чтобы не испытывать потом чувство вины», с которого всё и начиналось. Более того, они обычно подыгрывают в том, чтобы помочь человеку найти кого-то «истинно-виноватого». Не удивительно, что на эту роль лучше всех подходят родители. Которым теперь, для большей наукообразности, приписывается слово «токсичность».
Меня часто критикуют за то, что я критикую других психологов. Причём, критикуют с обеих стороны. Для «коллег» (намеренно беру это слово в кавычки) я являюсь тем, кто «не компетентен в вопросах травм раннего детства», а для их клиентов — тем, кто «не способен хоть на минуту поставить себя на место человека, к которому его родители относились и относятся столь «токсично», как к нему лично».
Но я читаю соцсети, и я вижу, сколь популярной является тема «токсичных родителей» и «детских травм» уже долгие годы. А ещё я общаюсь во время своих приёмов со вполне успешными во всех отношениях людьми, которые без устали жалуются всё на тех же «токсичных родителей». По крайней мере, жалуются до тех пор, пока те ещё живы. И я понимаю, откуда это у них взялось — от тех моих «коллег», и их бесконечных статей на данную тему, с помощью которых они привлекают к себе всё новых и новых жертв. Именно жертв, я не оговорился. Потому что всё строится на том, чтобы предложить себя в качестве некого проективного «хорошего родителя», вместо тех настоящих, которые всегда «токсичны».
Да, в этой жизни бывает всякое. Бывает и так, что родители или близкие родственники применяют к своим детям не только физическое, но и сексуальное насилие. Помните тот флешмоб «Не хочу молчать!»? Он был именно об этом. А потом, на волне первого, кто-то попробовал запустить флешмоб насчёт «насилия психологического». И он не пошёл. Вернее, довольно быстро сошёл на нет. Потому что с физическим насилием всё понятно, у него есть о чёткие границы, включая уголовные. А насчёт «насилия психологического» я писал тогда, что фразу «не дави на меня» вполне можно рассматривать не как защиту, а как то самое психологическое давление.
Но сейчас у меня есть стойкое ощущение, что тот второй флешмоб всё же продолжился. И продолжили его те самые психологи, в отношении которых я всегда беру слово «коллеги» в кавычки. Продолжили ради того, чтобы у них были клиенты. Продолжили, невзирая на то, что подспудно лишь взращивают тот самый инфантилизм у приходящих к ним за помощью людей, от которого они вроде бы должны их избавлять. Делают ли они это осознанно? Сомневаюсь. Из приведённого мною выше примера с мужем и женой видно, что в эту игру всегда играют два человека. Причём, делают они это неосознанно. Следовательно, когда я вижу в текстах того или иного психолога пространные рассуждения о «виновности токсичных родителей» (в рассуждениях про супругов здесь чаще используется слово «психопат», столь же модная тема), я сразу понимаю, что передо мною тот самый инфантил.
Бороться с этим практически бесполезно. Единственное, зачем я написал последнюю часть этого текста — я не хочу, чтобы меня путали с той частью моих «коллег», которая всем этим занимается. У меня другая работа. Я не помогаю людям выкупать алиби, и не помогаю людям перекладывать ответственность за их проблемы на кого-то из их родственников. Я помогаю им оставаться в реальности. Той самой реальности, где определённые поступки человека справедливо приводят к возникновению у него чувства вины. И я сообщаю людям о том, что терпеть его — это нормально. А использовать своих близких в качестве «ночного горшка», прикрываясь лозунгами честности и откровенности»… Хотел было написать «ненормально», но нет, это тоже нормально. Просто это приводит ровно к тем проблемам, с которыми человек ко мне и пришёл. В этом смысле, я не занимаюсь вопросами морали, я занимаюсь вопросами причинно-следственных связей.